Нравственная ответственность деятелей искусства в современном мире

В многочисленных современных изданиях очень немногие касаются темы, которая, на мой взгляд, является настолько актуальной и злободневной, что будущее нашей молодежи, да и вообще русской цивилизации ставится под угроз. Проблема, которую мне хочется сегодня затронуть — это нравственная ответственность деятелей искусства в современном мире.

Библия говорит, что искусство появилось на заре человеческого рода, после грехопадения, являясь, таким образом, принадлежностью падшего мира. Забывая об этом, многие стремятся обожествить искусство и тем лишь умножают усвоенную миром греховность.

В основе свойств, присущих искусству, лежат два начала: воображение и эстетика. Каждое из них питает искусство своей живительной силой, но несет в себе и угрозу саморазрушения. Так как искусство есть игра фантазии, то, вытесняя память Божию, оно затмевает душу образами. Образное мышление есть своего рода суррогат духовного постижения Истины, оно, соединенное с рациональным мышлением, дает то знание, какое доступно падшему сознанию, пребывающему в неверии. Через веру же человек получает знание иного свойства и уровня. Понятно, что без воображения и игры фантазии искусство невозможно, но игра всегда есть подмена истинных реалий мнимыми, и подмена весьма опасная. Провозглашенный в XVIII веке принцип «Искусство выше природы» постепенно внедрил в подсознание человеку идею, что творческое начало в человеке выше любого творческого начала, действующего извне, будь то Господь Бог или некий неведомый мировой порядок. Самовозвеличивание человека совершилось на многих основах в культуре, а в искусстве не в последнюю очередь. Игра мнимыми ценностями в искусстве может привести человека к неверию в эти ценности, а затем и в любые ценности, порождая цинизм и лицемерие.

В искусстве выражается эстетическая потребность человека, и тяга к земной красоте может быть осмысленна как некое воспоминание о Красоте Небесной. Но секулярное искусство и здесь не может удержаться от таящегося в красоте соблазна, позволяя увлечь себя бесовскими образами. В чистом виде Красота Небесная отразилась в формах земной Красоты лишь в церковном искусстве — зримо в иконописи, архитектуре, в церковном пении и литературе. В православном понимании икона есть окно в горний мир, через икону Надмирная святость являет себя земному миру. Церковное искусство дает человеку знание, освещенное верою в незамутненном виде, приоткрывая Небесную Красоту и гармонию. Запечатление мира преображенной святости в таком искусстве есть форма молитвенно-аскетического опыта, секулярному деятелю искусства недоступного. Но искусство мирское, если оно не замутнено соблазном, также может призвать к очищению и совершенствованию, правда, обладая возможностями более низкого уровня. Ближе всего к духовному искусству, в сфере секулярного искусства, находится та его часть, которая следует назначению пророческого служения Истине, или, по слову Гоголя, «является незримой ступенью к христианству». Конечно, сама Истина в полноте мирскому искусству не доступна.

Искусство все же является мощным средством познания мира, но не всякое познание овладевает истиною. Владение истиной (пусть иллюзорной) нередко подталкивает деятеля искусства на путь учительства, властвования над душами и умами. В этом они видят смысл и предназначение искусства, с этой особенностью сопряжен часто и дух тщеславия, разъедающий его душу. Многие предъявляли к искусству требование поиска и утверждения идеала. Идеал подчас мыслился как принадлежность исключительно земного бытия. Такая цель труднодоступна, если доступна вообще! Лик святости секулярному искусству недосягаем, ему доступно показывать лишь непреображенную плоть, может хоть в малой мере, но всегда тронутую следами страстей. Некоторые и вовсе отвергают идею служения: искусство видится ими как средство самовыражения и самоутверждения.

Часто искусство несет исповедальную для творческого деятеля предназначенность, представляя ему возможность выразить или высказать скопившиеся в глубине души какие-то возвышенные чувства или переживания. Облекаясь в материальную плоть, эти переживания и чувства являют миру чудо искусства. Конечно, от таланта, Богом данного, зависит достоинство этого новоявленного чуда но и от силы чувства, от интенсивности душевных движений, от опыта, от степени овладения материей эстетического языка. Поэтому, как во всяком мирском деянии, здесь также подстерегает деятеля искусства соблазн слишком утвердить свою самость, увлечься самолюбованием, восхищением собственным талантом. Преп. Григорий Синаит утверждал, что мечтания, соединенные со страстями, строят образы силою бесовской. Сознавая себя выше природы, деятель искусства утверждает себя в творчестве. И тем способен неиссякаемо питать собственную гордыню, так раскрывается величайший соблазн искусства. Называя себя творцом (подменяется религиозное понятие Творца) и замыкаясь в собственной гордыне, он уподобляет себя божеству. Но человек, отвергающий Творца, не может не ощущать собственного одиночества. Как и прочие дары Божий, дар творчества, дар эстетического наслаждения могут быть волею соблазнившегося человека направлены от блага к злу. Так, Божий дар продолжения рода человеческого люди сумели поставить в услужение пороку, а дар воображения превратить в умственный разврат. Эстетический разврат все больше и больше ныне проникает в искусство. Таким образом, современное искусство есть служанка пресыщенной и чрезмерно ленивой души.

Метки: нравственность, статья