Бесогон из Ольховки

   Валерий Лялин.

Бесогон из Ольховки

Зима в этом году в Закарпатской Руси стояла необыкновенно суровая. По утрам, когда заиндевевшие ветви деревьев искрились и сверкали на солнце, столбик термометра зашкаливал за минус двадцать. Горы, лес, ущелье — все завалило снегом, а крестьянские хаты в Ольховке как будто наполовину осели в сугробы, накрывшись большими снежными шапками, да над каждой хатой в морозном безветрии поднимался синий печной дымок. И над всей этой застывшей зимней красой на малой горе возвышался православный храм Божии, трудами и грошами поселян возведенный из камня на века. Около храма, в больших деревянных решетчатых клетях, совсем приземленно, была устроена звонница с двумя огромными, покрытыми зеленой патиной колоколами и дюжиной подголосков мал-мала-меньше. Колокола были украшены орнаментом, барельефами святых и славянской надписью, гласившей, что колокола были отлиты в Австрии во славу Пресвятой Троицы.

Мы с приятелем Юрием Юрьевичем — коренным гуцулом — ехали в Ольховку по делам на его вездеходной “Ниве” по горной дороге, стуча одетыми на колеса цепями. С нами ехала приятельница Юрия Юрьевича, молодая красивая вдова Магда, и везла своего бесноватого сына, мальчишку лет девяти, на которого не было никакой управы. У Магды в Ольховке был родственник, которого она по-гуцульски называла “вуйко”, что, означало, что он ей — дядя. Этот вуйко был иеромонахом и целых сорок пять лет служил священником в Ольховской церкви. Когда мы вышли из машины, щурясь от яркого горного солнца, звонарь раскачивал колесо, прикрепленное к железной балке, на которой висели колокола. Здесь раскачивают сами колокола, а не железный язык, как у нас в России. Вскоре тяжелый медный гул валом прокатился по земле и, отразившись от гор, эхом прошелся по ущелью. По тропинкам в снежных сугробах ко храму потянулись прихожане в овчинных шубах и валенках. День был воскресный, и народ спешил на Божественную Литургию. Здесь в храме специального хора не было, как, впрочем, и повсему Закарпатью, и народ пел всю службу от начала и до конца, как в древние времена.

Надо сказать, что хотя зимой здесь храмы не отапливаются, прихожане в своих овчинных шубах и валенках на холод не жалуются, но я, когда из теплой машины вошел во храм в своем легком пальтишке, холод пронизал меня до самых костей. Народ пел, и пар, клубами вырываясь из глоток, поднимался к потолку. Царские врата были открыты, и я хорошо видел, как священнодействовал иеромонах. Он был стар сухой здоровой старостью, быстр и точен в движениях и легок на ногу. В отличие от закутанных в шубы прихожан батюшка был одет очень легко, судя по развивающемуся при быстрых движениях облачению и летящей походке с кадилом в руке вокруг престола. Стопы ног его, обутые в новенькие резиновые галоши, так и мелькали из-под облачения. Меня от холода стала колотить дрожь, и я сказал Юрию Юрьевичу, что замерзаю и пойду сяду в машину. В машине я включил отопление и немного согрелся. Я сидел и раздумывал о батюшке, который слыл по всему Закарпатью как решительный и удачливый экзорцист или по-русски —- бесогон.

Заклинание и изгнание нечистой силы из бесноватых — дело трудное и небезопасное для здоровья и даже для жизни. Я знал несколько таких воителей с нечистью, но все они как-то ослабевали телесно, теряли силы, заболевали и умирали преждевременно в преполовении дней своих. Только один дожил до старческого возраста, но это уже был не человек, а руина. Они все говорили, что на отчитку, во время чина бесоизгнания, уходит много энергии, и после этого действа они каждый раз чувствовали упадок сил, как после тяжелой болезни. Так что демоны тоже не дремали, подтачивая их здоровье. Но отец Мефодий, о котором наш рассказ, как я потом узнал, на это не жаловался, потому что крепкой верой, праведной жизнью и особенно смирением он, как бронежилетом, был надежно защищен от смертоносных стрел врага рода человеческого — дьявола. Между прочим, “бронежилет” особого свойства у него действительно был когда-то, во дни его первых лет иеромонашества, пожалованный ему в Киево-Пе-черской Лавре ветхим святым схимником отцом Пахомием. Старец также благословил его и черной бархатной скуфьей, сняв ее с собственной головы. Своим проницательным и прозорливым глазом отец Пахомий углядел в молодом смиренном иеромонахе великого воителя с бесовским племенем. И скуфья, и жилет имели сокровенную тайну, которую видели только нечистые духи, ведьмы, колдуны и прочая болотная нежить. Эта тайна заключалась в том, что в жилет и скуфью были вшиты множество кусочков святых мощей от Киево-Печерских угодников, почивающих в Богомзданных пещерах Киево-Печерской Лавры, которым, как гласит Киево-Печерский Патерик, была дана Божия благодать наступать и поражать невидимую силу вражию. Батюшка одевал эти святые доспехи только в особых случаях, когда чувствовал, что в бесноватом сидит не простой демон, а князь бесовский.

Я пригрелся в машине и даже стал засыпать, но дверца открылась, и я очнулся от дремоты. Передо мною стояли Юрий Юрьевич, Магда с мальчишкой и сзади отец Мефодий без пальто, в легкой темной рясе. Я вылез из машины, и по узкой снежной тропинке отец Мефодий повел нас к своей келье на обед. Спустились по косогору вниз к ветхой покосившейся избушке с маленькими окнами под почерневшей соломенной крышей, обили от снега о порог ноги и вошли в сени, где висели сухие березовые веники и стояли какие-то кадки. В полутемной прихожей я наткнулся на набитый сеном, стоящий на козлах узкий длинный ящик, похожий на гроб. В единственной комнате тоже было темновато и пахло ладаном, постным маслом и рыбным супом. От топящейся плиты по стенам играли блики пламени, да перед образами в углу теплилась лампада. Избушка была настолько старая, закопченная и ветхая, что потолок прогнулся этаким животом вниз и был подперт корявым извилистым древом с рогулькой на конце. Кроме обеденного стола у окна в келье был одежный шкаф, большой сундук, окованный полосками железа, да деревянная кровать с большими подушками и ватным лоскутным одеялом. Все это дополнялось лавкой и несколькими темными засаленными табуретками. На одной из них сидела странная старуха, как поглядеть, так сущая ведьма. Ей, наверное, было лет восемьдесят с гаком. Она ворочала в топке кочергой, и ее профиль напоминал щипцы, так как крючковатый нос почти сходился с острым подбородком. Из-под черного платка выбивались лохмы седых волос. Как я потом узнал, она была большая любительница курить трубку, набитую лютой махоркой, и прикладываться к бутылке с синим денатуратом. Она встала и хриплым голосом доложила батюшке, что обед готов. Тут я увидел, что у нее одна нога, вместо другой была приделана деревяшка. И звали старуху — Карла. Как потом рассказал батюшка, она действительно была настоящей закарпатской “босоркань” — так здесь называют ведьм, но сейчас уже в отставке. Батюшка однажды спас ее, вырвав из рук разъяренных поселян, которые тащили старую каргу, чтобы утопить в Боржаве за ее пакостные ведьмовские проделки. Избушку ее селяне сожгли, и батюшка по доброте своей взял ее к себе, чтобы она вела хозяйство и готовила ему обед. Старуха оказалась наглой особой и сразу захватила батюшкину кровать с засаленным лоскутным одеялом, так что бедному кроткому отцу Мефодию пришлось устроиться в прихожей и ночевать в ящике с сеном, покрываясь ветхой рясой.

О, великое смирение было у этого монаха, поэтому и бесы не могли его никак уязвить. Старуха, стуча деревянной ногой, быстро накрыла стол и поставила приготовленные ястие и питие. Батюшка прочитал молитву, благословил трапезу, и мы сели за стол. Вначале старая подала настоящий венгерский рыбный папри-каш — горячий и жгучий, как адское пекло. Чтобы есть этот суп, надо иметь железный желудок. В нем было столько перца, что мы все, открыв рот, дышали, как собаки на жаре, а батюшка ел, не поперхнувшись, и только слезы катились у него из глаз. Затем была подана обжаренная в яйце и сухарях капуста с бобами и рисовая каша с грибами. Поскольку в месяцеслове на этот день значилось разрешение на вино, мы выпили по стаканчику местного рислинга, страшно кислого — “вырви глаз”. Потом еще пили чай. Батюшка вкушал один раз в сутки, но основательно. Не успели мы закончить трапезу, как в окно постучали, и в избу зашла приятная пара лет этак по сорок пять с просьбой и за советом. Оба были вдовые, имели взрослых детей, которые переженились, и поэтому эта пара считалась между собой как сват и сватья. И вот, им тоже пришла фантазия обвенчаться вторым браком. Батюшка усадил их на лавку и полез в сундук, откуда достал старинную пудовую в кожаном переплете книгу “Кормчую” и зачитал им следующее: “Сват и сватья имеют родство не по крови, а по присвоению ко браку их чад, и Соборные Отцы их брак не разрешают и не запрещают, а полагаются на их собственную совесть. А если сойдутся в браке, то не порочен сей брак, но эпитимия им будет такая: не вкушать мяса один год”. Пара поклонилась батюшке, поблагодарила его и, довольная, вышла вон.

Красивая вдова Магда стала жаловаться на своего сынка, что буен, хулиганит, и нет на него управы, и просила вуйко, чтобы выгнал из мальчишки беса. Батюшка призвал мальчика, огладил его по голове и, зажав между коленями, пристально посмотрел ему в глаза. Мальчик был спокоен и улыбался. Был он также спрошен: ходит ли на исповедь и приемлет ли Святое Причастие? Мальчик ответил утвердительно.

— Нет в нем беса, — сказал батюшка, — мальчик живой, бойкий, перерастет и будет хорошим человеком и добрым христианином.

Будучи врачом, я многие болезненные состояния относил не на счет бесов, а вследствие нервных заболеваний, поэтому спросил батюшку — как он различает, что от бесов, а что от телесных и нервных расстройств. Может быть, вообще, бесы — плод больной фантазии?

— Ты, милый, — сказал батюшка, — читай Ветхий и Новый Завет и узнаешь, что издревле дьявол и его слуги допекали и губили род людской. Ты же не видишь, к примеру, и не чувствуешь радиоволны, но они пронизывают нас и реально существуют. Вот и бесы в поднебесном пространстве так и кишат. Их там легионы. Они везде и даже здесь, в моей келье. Вот смотри! Эй, дьявол, сними мне галоши!

Батюшка вытянул ноги. И вот внезапно галоши слетели с ног, покрутились в воздухе и снова оделись батюшке на ноги. Магда ахнула, и мы все, кроме Карлы, были поражены происшедшим. Что касается Карлы, то она, стуча деревяшкой, радостно запрыгала на своем табурете, посылая воздушные поцелуи куда-то в темный угол. Старец улыбнулся и крестным знамением осенил келью.

— Снимай опять! — прокричал он, но на этот раз галоши остались на ногах. — Его больше здесь нет, после того, как я ожог проклятого крестным знамением.

Что же касается отличия больного от бесноватого, то здесь надо иметь от Господа дар различения духов. Господь наделил меня этим даром, да и вы тоже можете понимать что к чему: если человек постоянно злой, угрюмый и склонен лгать и делать всем пакости, то какой в нем дух обитает?! Ну конечно, сатанинский.

А если человек исполнен любви к нашему грешному миру и смотрит на него добрым благожелательным взглядом, делает всем добро и верит во Святую Троицу, то какого духа этот человек?!

Ну конечно, Дух Божий в нем. И еще скажу вам, что бесноватый Бога не любит, постов не соблюдает, на исповеди не бывает, Святого Причастия не приемлет. Демоны к Чаше святой его не пускают. Если его насильно тащат к Причастию, то он вопит от страха, упирается, карячится, как будто его влекут на казнь. Больной же телесно человек и Бога благодарит за посланное испытание, и много молится, и Святым Причастием спасается.

— Батюшка, да как вы научились управляться с ними, как дошли до этого?

— Э-э, милый, это было давно, в первый год моего иеромонашества. Я тогда жил в монастыре около селения Иза. Монастырь был бедный-пребедный. И вот, мы с моим духовным отцом, игуменом Памвой, берем ящики с плотницкими инструментами и идем по селам на заработки для монастыря. Так делала вся братия, чтобы как-то прокормиться. Раз работали мы целый день на жаре в селении Заднее, устали, поели, что Бог послал, и легли отдыхать в тенек под дерево. А тут приходят селяне и просят идти до хаты, где буйствует и громит все одна бесноватая. Отец Памва мне и говорит:

— Мефодьюшка, голубчик, пойди изгони беса из этой несчастной. А то я очень уставши.

— Да как я пойду, честный отче, если я не приставлен к этому делу, да и не знаю, с какого конца начать.

— Вот, слушай сюда, чадо ! Прежде всего, попробуй ее подвигнуть к исповеди. Теперь удача будет зависеть от силы твоей веры во Святую Троицу, в Господа нашего Иисуса Христа. Затем дай бесноватой в руки горящую свечу, а присутствующие родственники и соседи пусть громко за нее молятся. После этого читай литию, окропляй бесноватую святой водой и клади ей на шею епитрахиль. Вот тебе мой требник, там есть лития и отдельно на бумажке написана молитва на бесоизгнание. Я тебе ее прочитаю, а ты слушай и старайся также прочитать ее, — и батюшка стал медленно читать.

Тут, внезапно прерывая батюшку, старая Карла издала оглушительный вопль и, не переставая вопить и кашлять, пулей выскочила из кельи на улицу и, взмахивая руками, начала скакать кругом избы, а потом ловко взобралась по косогору и исчезла из вида.

— Вот, допек Карлу на свою голову, — сказал батюшка, — теперь неделю буду сидеть без обеда. Ну, ладно, далее отец Памва читает молитву;

— … Смилуйся, Господи, над нашими воздыханиями; смилуйся над слезами этой больной, полной веры в Твое милосердие. Допусти ее к таинству примирения с Тобой через Иисуса Христа, нашего Господа. Аминь.

Отец Памва остановился, подумал и затем продолжал:

— Это повторить два-три раза. Под конец больную причастить запасными дарами. Еще надо прочитать ей из Евангелия страсти Господни. Напиши также слова из Евангелия от Иоанна: “В начале бе Слово” и “Слово плоть бысть” и надень на шею женщины, и пусть все родственники ожидают от Бога благодати выздоровления.

— Ну, крокуй (Шагай (укр.)), чадо. Иди до бесноватой. И отныне это будет тебе послушанием до конца твоей земной жизни. И я пошел за послушание работать для Бога. И так стал бесогоном.

— Батюшка, а где бес сидит в человеке? Может быть, в душе?

— Бес может сидеть в человеке где угодно, но больше в голове. А вот к душе подобраться он не может, потому что в душу может войти только Тот, Кто ее создал.

“И сказал Бог сатане, отдаю всего тебе человека Иова, только душу его не трогай”.

“И сказал Господь сатане: вот он, в руке твоей, только душу его сбереги” Иов гл. 2:6Иов гл. 2:6(Иов. 2, 6).

И по слову Божиему всегда есть надежда на исцеление бесноватого.

— А вот, батюшка, если исцеление все же не получается, что тогда делать?

— Сам Господь дал ответ на твои вопрос: “Когда ученики спросили Иисуса: почему мы не могли изгнать его? Иисус же сказал им: по неверию вашему”. И действительно, вера экзорциста или по-русски — бесогона имеет решающее значение. Или еще может быть, что Бог попускает бесноватого больного еще пострадать для его последующего духовного просветления или совершенствования.

— Батюшка, а все же какие есть главные средства врачевания бесноватых?

— Можете записать. Их семь. Перечислю по порядку: пост и молитва, паломничество ко святым местам, генеральная исповедь прегрешений, начиная с семи лет, молитвенное делание с многократным осенением себя крестным знамением и набожными размышлениями, праведные обеты, бесоизгнание.

И все это венчает принятие Святого Тела и Крови Христовой. И потому чаще причащайтесь. Бес не может пребывать в человеке совместно с принятым Святым Пречистым Телом и Кровью Христовыми.

Наконец мы, получив благословение, распрощались с батюшкой и вышли. Недалеко от батюшкиной кельи я увидел обширный, прекрасной постройки дом с большими светлыми окнами и верандой. Я спросил Магду:

— Чей это такой красивый дом?

— Это батюшкин дом.

— Как батюшкин?!

— Да, это благодарные прихожане уже лет десять назад построили и обставили этот дом для своего любимого пастыря. Там полный комфорт, но батюшка предпочитает жить в своей ветхой келье и спать в гробу, а в дом пускает приезжих к нему издалека богомольцев.

Вот, пожалуй, и все о бесогоне из Ольховки. Это было в 1984 году. Не знаю, жив ли он еще. Дай-то Бог.