Светлана Замлелова. Он прозрел утро в самый тёмный час

Нечего даже и говорить, что русская идея – это не экспансия и не империализм. Ф.М. Достоевский, из-под пера которого и вышла формула русской идеи, определял её как «стремление ко всемирности и всечеловечности». Или, другими словами, стремление к единству со всем миром и всем человечеством. Речь идёт не о практическом единстве, не о единстве по расчёту, лежащему, например, в основе военных блоков или торговых организаций. Подлинное единение человечества возможно исключительно на основе любви. Той самой любви, которая, по слову Апостола, долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит.

Конечно, не стоит понимать утверждение Ф.М. Достоевского буквально. Ведь если бы у современного писателю мещанина спросили: «Чаешь ли ты всемирности и как мыслишь относительно всечеловечества?», вопрошаемый, скорее всего, не понял бы, что от него хотят. Современный же мещанин понял бы, вероятно, ещё того меньше. Поэтому говорить о том, что русская идея это что-то вроде советских лозунгов, украшавших во время оно фасады зданий, было бы серьёзным преувеличением. Но и полагать русскую идею достоянием только философов-мечтателей и фантазёров было бы также ошибочно.

Чтобы понять, что такое русская идея на доступном для каждого уровне, стоит представить себе русского человека вообще и попытаться выделить качества и проявления человеческой натуры, цели и устремления, о которых такой человек всегда уверенно и с удовольствием скажет: «Вот это по-русски». И скажет именно с удовольствием, как бы узнавая себя и радуясь тому, что «Аз есмь». Но отличия русских от других народов, ещё не составляют русскую идею. Русская идея – это лучшее из того, что присуще русскому человеку, что представляется ему идеалом, в чём видит он воплощение правды, добра и красоты.

Носители и родоначальники русской идеи – это не философы, облекшие её в словесные формы и выступившие затем с призывом её воплощения. Эта идея уже долгое время жила в народе и передавалась из поколения в поколение. И если нам, сегодняшним, понятно, во имя чего жили и чем руководились прошлые поколения соотчичей, значит, и нас можно пока ещё считать носителями русской идеи.

Но не Достоевский и не Вл. Соловьёв, писавший, что русская идея «представляет собой лишь новый аспект самой христианской идеи», не автор книги «Русская идея» Н.А. Бердяев и не Карамзин, введший понятие «соборность» – ни один из этих выдающихся мыслителей не может претендовать на то, чтобы считаться родоначальником русской идеи. Своим примером, организацией жизни в обители оформил преподобный Сергий, игумен Радонежский, русскую идею и пустил её в мир. И народ, разрозненный в ту пору и озлобленный, изголодавшийся по здоровой, созидательной жизни, принял её охотно, потому что увидел в ней спасение и средство сохранить не просто человеческий облик, но и народное достоинство.

Прежде всего, прп. Сергий, ища уединения и чая Благодати, покинул мир. Но прошло не так уж много времени, и мир узнал о Преподобном и сам потянулся к нему, как к источнику воды живой. А вскоре обитель стала русским духовным центром, а игумен её – зиждителем нового государства и нового народа – Постмонгольской Руси.

До Куликовской битвы (1380), вдохновителем и молитвенным хранителем которой был Преподобный, Русь походила на тёмное царство. «Люди беспомощно опускали руки, – писал В.О. Ключевский о времени прп. Сергия, – умы теряли всякую бодрость и упругость и безнадёжно отдавались своему прискорбному положению, не находя и не ища никакого выхода. Что ещё хуже, ужасом отцов, переживших бурю, заражались дети, родившиеся после неё. Мать пугала непокойного ребёнка лихим татарином; услышав это злое слово, взрослые растерянно бросались бежать, сами не зная куда».

Сергий благословляет Д. Донского. Худ. А.Д. Кившенко

Но с победой на Куликовом поле забрезжил свет над Русью. Не сразу, но постепенно стала организовываться она по примеру Троицкого игумена. Оставленное и завещанное им было так просто и прозрачно, с таким изяществом воплощало в жизнь Святые Истины, так легко соотносилось с народным характером, что охотно было воспринято, усвоено и помещено в разряд идеала. Это не значит, что Русь немедленно стала святой, но святость более всего другого почиталась народом. Гораздо более предприимчивости, расчётливости и успешности. Святость прп. Сергия – инока, делящегося Благодатью с миром, и стала русским идеалом или русской идеей.

«Мы не найдём ни одной нити, которая не приводила бы к этому первоузлу; нравственная идея, государственность, живопись, зодчество, литература, русская школа, русская наука – все эти линии русской культуры сходятся к Преподобному», – писал об игумене Радонежском П.А. Флоренский. Прп. Сергий завещал «побеждать страх пред ненавистною раздельностью мира». Где разделение, там неприязнь или ненависть. И подобно тому, как тьма есть отсутствие света, так и ненависть – это отсутствие любви. Побеждать «ненавистную раздельность» звал прп. Сергий, и обитель его славилась широким гостеприимством. Сам же игумен, дабы не допустить никакой «раздельности», служил чернецам «как раб купленный». Неудивительно, что в подначальном прп. Сергию монастыре, посвящённом высшему олицетворению единства – Пресвятой Троице, – действовал общежитийный устав. Препятствуя размножению распрей, иноки отказывались от собственности.

Праздник Троицы, Троичные храмы и иконы стали на Руси воплощением идеи всеединства, преодоления «ненавистной раздельности» и утверждением любви. В знаменитой, известной всем иконе «Троица» воплотил саму любовь прп. Андрей Рублёв, последователь прп. Сергия. Грация и грусть Ангелов, «пренебесная лазурь» появились вдруг, по слову П.А. Флоренского, «среди мятущихся обстоятельств времени, среди раздоров, междоусобных распрей, всеобщего одичания и татарских набегов, среди этого глубокого безмирия, растлившего Русь, открылся духовному взору бесконечный, невозмутимый, нерушимый мир, “свышний мир” Горнего мира». Фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублёв» – это уже творческое осмысление творческого осмысления русской идеи. Тарковский создаёт образ Руси-тёмного царства, которой ещё только предстоит выйти из тьмы к свету. В фильме мы видим всё, о чём писал П.А. Флоренский: и мятущиеся обстоятельства времени, и раздоры, и междоусобные распри, и всеобщее одичание, и татарские набеги. Режиссёр всячески стремится подчеркнуть, что появление «Троицы» в этих условиях есть уже само по себе чудо. Как чудом становится отлитие Бориской среброзвучного колокола.

Но и священнобезмолствующий Андрей, и Бориска – это духовные ученики прп. Сергия, именно им предстоит созидать новую Постмонгольскую Сергиевскую Русь. Благовест Бориски и «пренебесная лазурь» прп. Андрея становятся первыми знамениями новой Руси, грядущей на место тёмного царства.

Прп. Андрей Рублёв. Троица ветхозаветная.

Сам режиссёр считал, что Андрей Рублёв выразил в своём творчестве предчувствие перемен: «Он прозрел утро в самый тёмный час». Подобное утверждение грешит некоторой светскостью по отношению к исихасту и богомазу Рублёву. Возможно, что изображающий – в данном случае Тарковский – наделил изображаемого – Рублёва – собственными чертами и влечениями. Изначально изображающий всегда первичен по отношению к изображаемому. Посредством языка, культурных знаков и символов изображающий создаёт воспринимаемую другими иллюзию или художественную реальность, куда и помещает изображаемого. С этого времени изображаемый, как выражение духа изображающего, обретает свою плоть. Всякий художник ставит своей задачей перевести воображаемый образ в зримый. Но обретя плоть и вобрав в себя куски сознания изображающего, изображаемый начинает жить собственной жизнью. Это уже не просто зеркальное отображение скрытых или явных свойств изображающего. Отныне изображаемый даёт возможность изображающему увидеть и, пожалуй, лучше понять себя самого. Входя же в контакт со зрителем (читателем, слушателем), изображаемый уже без прямого участия изображающего способен оказывать влияние и внушение. Именно к подобного рода ситуациям относятся слова Ф.И. Тютчева: «Нам не дано предугадать, // Как слово наше отзовётся…».

Возможно, прп. Андрей и прозрел утро в тёмный час, но, думается, не это прозрение и не радость по близящемуся концу татаро-монгольского ига стали сердцевиной его творчества. Прп. Андрей узрел Любовь и сумел воплотить своё Откровение в красках. Он сумел выразить невыразимое и описать неописуемое. И Тарковскому, несмотря на иное видение, удалось рассказать в фильме об Откровении прп. Андрея.

Чёрно-белый фильм оканчивается показом череды икон Андрея Рублёва. Колорит икон – это словно окно из тёмного царства в другой мир, словно рубеж, за которым началась Постмонгольская Русь, освящённая идеалами преподобных Сергия и Андрея.

Источник: http://spbda.ru/publications/on-prozrel-utro-v-samyy-temnyy-chas/